Иеромонах Никон (Турбин) - православный подвижник

Турбин Владимир Иванович (1905. 20. 02, г. Орел Орловской области – 1972. 22. 04, Орел) – врач-инфекционист, заведующий инфекционным отделением больницы МОПРа,

в 1941-1943 гг. работал в  «Русской больнице»

Турбин Владимир Иванович родился в городе Орле на Заострожной улице (ныне ул. Ермолова) в семье потомственных дворян и священников. Имя Турбиных вошло в историю русской, мировой литературы и  драматургии, благодаря пьесе М. Булгакова "Дни Турбиных". Корни рода Булгаковых и рода Турбиных переплетены родственными узами. Учился в Первой мужской гимназии, закончил биологическое отделение орловского рабфака и поступил в 1923 г. в Харьковский медицинский институт, после окончания которого в 1928 проходит стажирову в Орловской окружной больнице № 1 в должности стажирующегося врача инфекционного отделения и получает свидетельство(1929). Работал заведующим отделением в Салтыковской больнице в селе Салтыки Кромского (ныне Орловского района, Орловской области), а затем возвратился  в город Орёл и поступил на работу в инфекционное отделение  окружной больницы (1932 – 1969). С 1933 г., в довоенное и послевоенное время, он был единственным врачом в г. Орле, выполнявшим ночные вызовы в дождь, в бурю, в метель и не допустившим гибели ни одного ребенка. Турбин В. И. не только лечил, но и преподавал в фельдшерско-акушерской школе физиологию, анатомию и другие медицинские науки.

Врач-инфекционист, заведующий инфекционным отделением больницы МОПРа,  доктор В.И. Турбин был одним из участников организации лечебной помощи советским военнопленным и гражданским лицам в оккупированном Орле.  В г. Орле в течение всего времени немецкой оккупации успешно действовал  «подпольный госпиталь». В народе, чтобы не путать с немецким госпиталем, его называли «Русской больницей». Возникновение этой больницы было связано с тем, что в день, когда немецкие войска вошли в Орел, в окружном военном госпитале (ул. Панчука, школа № 23) находились 576 тяжелораненных бойцов, командиров и политработников Красной Армии. Гитлеровцы под угрозой расстрела приказали немедленно очистить помещения госпиталя. С помощью медперсонала и местного населения раненых переправили в областную больницу, которую стали называть «русской». С огромным риском для жизни врачи В.А. Смирнов, С.П. Протопопов, В.И. Турбин, Б.Н. Гусев, А.А. Беляев, В.Н. Преображенский, заваптекой М.А. Зайцева, провизор П.В. Чикина и другие сумели утаить от немцев и переправить из окружного военного госпиталя большое количество лекарств, перевязочных материалов и медицинских инструментов. Истории болезни военнослужащих были переоформлены как на гражданских лиц. Это спасло жизнь сотням воинов. 16 декабря 1941 года под угрозой расстрела, находившихся на излечении больных переместили в психиатрическую больницу и инфекционное отделение (Школьный пер., д. 30), которым заведовал Владимир Иванович Турбин. Хирургическое отделение переместилось в помещение на Тургеневской улице. Стояли сильные морозы. Топливом больница не обеспечивалась, поэтому, по воспоминаниям будущего врача, а тогда, санитара-истопника больницы В. Л. Цветкова, приходилось выкорчевывать из земли остатки спиленных немцами деревьев, а воду доставлять на санках из реки. Практически не было продуктов, т.к. «пайки» из 40 граммов гнилой сои и нескольких граммов суррогата масла не могли обеспечить даже десятую часть больных. Врачи В.Н. Преображенский, В.И. Турбин, сестры Д. Лифанова, Л. Маричева, М. Коновалова и другие медработники взяли на себя добывание продуктов, используя частную практику и хождение в деревни. Помогали, чем могли, местные жители. В лагере военнопленных, размещавшемся в тюрьме неподалеку от «русской больницы», также находилось много раненых и больных красноармейцев. Гитлеровцы не оказывали им никакой медицинской помощи. Смертность от голода и тифа была огромной.  В. А. Смирнов через врача тюремного лазарета Л.Т. Гуру и фельдшера Г.П. Чмыхало добился разрешения лечить пленных в «русской больнице». Многие из них впоследствии были списаны как покойники. Патологоанатом В.Е. Фарафонов регулярно представлял оккупантам списки якобы умерших. Патриоты распростаняли среди больных сводки Совинформбюро, поддерживая веру в неизбежность изгнания оккупантов.

 Трагической оказалась участь сотен раненых, размещавшихся в лазарете № 3 на Володарском переулке. С приближением фронта гитлеровцы, объявив об «эвакуации», поместили разутых и раздетых людей в неотапливаемые вагоны и отправили эшелоны на Запад. Почти все раненые погибли в пути. В живых остались только двое. Судьбу погибших разделил врач А.С. Минаковский. Умерли от тифа врачи Баяндин и Бондаренко, от истощения – врач Фарафонов, кторый отличался своей мягкой тактичностью в сочетании с высокой культурой врача старой школы царского времени, скромностью, граничащей с застенчивостью, тихим спокойным голосом. Речь Владимира Евгеньевича была грамотной и лаконичной, насыщенной информацией, без лишних слов и выражений. Во время обыска русские полицаи забрали все его скудные запасы круп и других продуктов. Зная, как трудно было с продовольствием, он на работе ни словом не обмолвился об этом, потом стал шататься, говорил о временной слабости, а однажды не пришел на работу. Лишь через неделю пришли к нему домой, а он оказался мертв от истощения и голода!

 Когда Орел был освобожден, медики передали советскому командованию более 200 солдат и офицеров, пополнивших ряды Красной Армии. Посетивший больницу в августе 1943 года академик Н. Н. Бурденко сказал: «… у вас тут настоящий подпольный госпиталь. Это выигранное сражение!». Почетный гражданин Орла, участвовавший в его освобождении, маршал И.Х. Баграмян писал в 1964 году: «Так называемая «русская больница» в оккупированном фашистами Орле, являвшаяся своеобразным подпольным военным госпиталем, не только спасла многих наших летчиков, танкистов, артиллеристов, пехотинцев от гибели в плену, но помогла им возвратиться в ряды защитников Родины. Существование подпольного военного госпиталя и деятельность его бесстрашного персонала похожи на волнующую легенду, хотя это – самая подлинная быль о советских патриотах». После войны, один из спасенных офицеров, написал письмо тов. Сталину, в котором рассказал о подвиге врачей и медицинских работников «русской больницы». Летчик К. П. Синицын вспоминал: «Я был сбит в районе Тросны и привезен в Орел под видом местного крестьянина. Год и два месяца лечился в тылу у немцев, в «русской больнице». Мне хочется, чтобы узнали не только орловские жители, но и весь Советский Союз, что в тылу врага были люди, преданные нашей Родине».  В 1965 году за работу в подпольном госпитале 23 медицинских работника были удостоены правительственных наград. Среди награжденных был и бригадный врач В.А. Смирнов, возглавивший «русскую больницу». Однако к медали «За отвагу» он был представлен посмертно. В наградном листе сообщалось, что Смирнов «с риском для жизни» спасал бойцов и командиров, «арестовывался гестапо, но был выпущен из-за недоказанности вины». Однако после изгнания оккупантов из Орла он был арестован, уволен из армии, лишен всех званий и заслуг. В течение нескольких месяцев его допрашивали, добиваясь признаний в сотрудничастве с немцами. Освободили, убедившись в отсутствии вины перед Родиной, но в воинском звании не восстановили. Перенесенные страдания надломили его здоровье и он скончался от инфаркта. Тогда же, одним из руководителей подпольного госпиталя был  заведующий инфекционным отделением Владимир Иванович Турбин, который в тайне от властей, из рук епископа Александра (Щуки­на) 21 марта 1934 г. принял монашеский постриг с наречением имени в память преподобного Никона Печерского. Впоследствии, после войны, исполняя обязанности личного врача при архиепископе Фотии (Тапиро), 10 декабря 1947 года он был рукоположен в сан иеромонаха. Владимир Иванович с 1932 года до самой пенсии работал в инфекционном отделении Орловской областной больницы. Во время оккупации Орла, когда здания областной больницы заняли немцы,  вся областная больница фактически перешла под крышу инфекционного отделения. О событиях того времени по просьбе ветерана органов КГБ, исследователя М. М. Мартынова В. И. Турбин 14 сентября 1962 года оставил воспоминания. По его словам: «В 1941 году инфекционное отделение областной больницы…, имело 140 штатных коек и четырёх врачей, обслуживающих больных этого отделения. Когда началась Великая Отечественная война, все врачи инфекционного отделения с первых же её дней были взяты в армию, и только меня как зав. отделением оставили «по броне» работать в больнице. В помощники мне назначили детского врача Л. А. Цветкову. В Орле не было инфекционного госпиталя, и на базе  областной больницы было открыто ещё 100 коек для инфекционных больных-военнослужащих, и заведовать этим отделением также было поручено мне. Таким образом, я должен был обслуживать уже 250 человек больных и работать по 12 часов в сутки.

Когда 3 октября 1941 года немцы внезапно захватили Орёл, то матери больных детей, не считаясь ни с чем, врывались в палаты больницы, хватали своих детей и уносили их; а взрослые больные, которые уже могли ходить, сами убегали из больницы, тем более, что ввиду частых бомбёжек одежды больных всегда оставались возле их коек. Таким образом, в инфекционном отделении осталось всего 26 человек русских военнослужащих, больных дизентерией, по состоянию здоровья не смогших убежать. Немедленно их истории болезни, где было указано, что они военнослужащие, были уничтожены и заведены новые как на гражданских лиц. Несмотря на строгий приказ немецкого командования, чтобы военнослужащие, находящиеся в больнице, после выздоровления были отправлены в лагерь военнопленных, мы его не выполнили. Когда больные выздоравливали, весь медицинский персонал доставал для них, кто какую мог, гражданскую одежду, и их выписывали из больницы как гражданских лиц. Небольшая часть одежды была в кладовой инфекционного отделения. Одежда эта оставалось после смерти лежавших в больнице людей. Часть моей собственной одежды принёс я; отдал больным и одежду моего брата, который был тогда на фронте.

 Кроме того, я собрал часть одежды у моих родственников и знакомых. Одежду для больных доставали также врач Цветкова и сёстры Яичкина и Вашурина. При этом больным давались сведения, где можно было лучше перейти линию фронта, чтобы попасть к нашим войскам.

…Мы часто сутками не покидали больницы, ухаживая за больными, а также оберегая имущество и самое здание бараков от вторжения немцев. Мы следили, прежде всего, за целостью забора, который отделял нас от внешнего мира… он пестрел надписями на немецком языке, что в этой больнице лежат больные тифом и другими заразными болезнями, и надо было следить за целостью эти надписей, так как они охраняли нашу больницу от вторжения в неё немцев.

С приходом в Орёл немцев для больницы настали тяжёлые дни… Особенно тогда тяжело было с водой. Водоносная станция была выведена из строя. Водопроводы не действовали, приходилось носить издалека: или с речки, или из колодца. Прачечная не работала, и бельё тоже ходили мыть на речку. Ни топлива, ни света не было. Печи отапливались сучьями, которые мы сами срезали с деревьев, а когда требовался свет, мы зажигали маленькие керосиновые лампочки. Керосин приносили из дома, так как достать его было невозможно, и поэтому мы его особенно экономили. Кухня не работала, да и пищу в первое время никто не отпускал. Пищу для больных мы доставали сами, и каждый из нас приносил в больницу, кто что мог.

В конце ноября 1941 года немцы выгнали всю областную больницу с больными и персоналом из занимаемого ею здания, и все отделения этой больницы, несмотря на тесноту, разместились в наших бараках.

В начале 1942 года у нас стала налаживаться тесная связь между нашим отделением и лагерем военнопленных. Связь эта была установлена через нашу сестру Яичкину и фельдшеров из лагеря: Чмыхало и Кузьмина, а потом врачи из лагеря Глазунов, Цветков, Гура стали нашими частыми посетителями. Часто консультировал и я их больных. Иногда врачи присылали в наше отделение больных из лагеря, и по указанию этих врачей, переданному через Яичкину и Чмыхало, я должен был присланных к нам больных выписывать раньше или позже положенного по карантину срока.

Наладилась у нас связь с Ф. Н. Огурцовой, которой мы помогали скрывать и кормить партизан, прятавшихся у неё. Когда к Огурцовой приходили с обыском, то партизаны из её погреба перебегали к нам в больничный сад, где и скрывались от немцев. Кроме того, Огурцова временами приходила в больничную кухню, где ей отпускали пищу для прятавшихся у неё партизан. Старший фельдшер больницы Мотренко и бухгалтер Фадеев слушали тайно советские передачи и рассказывали нам о том, что делалось на фронте. За три недели до освобождения Орла ко мне в отделение пришёл врач Гура и просил меня принять из лагеря военнопленных 10 – 15 человек нетранспортабельных, тяжёлых больных; я согласился их принять, и с этого дня мы стали выписывать продовольствие для большего количества больных, чем их было в больнице в действительности. Через несколько дней под руководством врача Гуры к нам из лагерей доставили больных, но уже не 10 – 15, а 65 человек. Все они, только лётный и командный состав, так называемые больные, были помещены в инфекционное отделение. Старший врач нашей больницы В. А. Смирнов знал о доставке больных в инфекционное отделение и не препятствовал этому. На всех прибывших больных мною были составлены ложные истории болезни, и больным было строго приказано не вставать с постели, так как была постоянная опасность проверки больницы со стороны немцев. Кроме этих 65 человек в отделение было положено ещё 17 здоровых мужчин призывного возраста, преимущественно жителей города Орла. Вместе с Гура скрывались у нас ещё пять человек из лагеря. Сам я в течение полутора месяцев жил в больничной дезокамере, ни на минуту не покидая больницы. При освобождении города Орла скрывавшиеся у нас в отделении были переданы нашему командованию. На протяжении всего времени оккупации города Орла немцами инфекционное отделение было всё время заполнено также больными и из гражданского населения».

 Инфекционное отделение стало бастионом за дощатым забором на котором были надписи по-немецки и по-русски о заразных болезнях, которых немцы боялись, а тех, кто был посмелее, впускали по их требованию за ворота, где штабелями были сложены трупы умерших, и жандармы, а порой и врачи управы, контролировавшие отделение сразу же ретировались. Тогда В. И. Турбин поручил переписать медицинские карточки командиров, политработников и евреев. На бумаге они становились рядовыми солдатами или мирными жителями. Благодаря его личному мужеству и самоотвержен­ности медперсонала, довоенная дружба которых позволила держать в тайне спасение русских из лагеря военнопленных, около тысячи оказавшихся в плену бойцов Красной Армии было спасено в этом госпитале, а после излечения переправ­лено через линию фронта или размещалось в квартирах надежных жителей г. Орла, многие шли в партизаны. Благодаря неравнодушию и письмам, спасенных им наших воинов и товарищей по «русской больнице», прежде всего врача Дмитриевского Владимира Ивановича, в которых говорилось о подвиге В. И. Турбина, Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 18 октября 1966 г. Владимир Иванович Турбин «за мужество и отвагу, проявленные в борьбе против немецко-фашистских захватчи­ков в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.» был награжден медалью «За отвагу», которую ему вручил 20 января 1967 г. от имени Президиума Верховного Совета СССР секретарь исполкома областного Совета де­путатов трудящихся И. Крапчин.

В наши дни в Орле проживает племянница В. И. Турбина – Татьяна Алексеевна Силакова, дочь его брата Алексея Ивановича. По ее рассказам, в доме, в котором она жила с 1956 по 1958 год, вместе с Владимиром Ивановичем проживали его сестры, какое-то время ее отец и две прислуги. Настя готовила, а Груня убирала. По двору бегали куры. Обе сестры Елена и Елизавета были освобождены от домашних работ. Жили в этом доме не так, как все советские люди. В комнатах висели иконы в богатых окладах, жильцы дома постоянно молились. Ходили на службу в храм Смоленской иконы Божией Матери, соблюдали посты. В доме не имели радио. Жили очень замкнуто. Бывали только родственники и некоторые знакомые. Играли в преферанс, читали, беседовали. Друг друга сестры и братья Турбины очень любили. Все Турбины всегда ходили в черном. Несмотря на то, что доктору благодарные пациенты приносили деньги и подарки, в доме вели поистине аскетический образ жизни. Ели самую простую еду из эмалированной посуды, не носили украшений, не делали ценных покупок. Тетушки-дворянки не гнушались латать и носили штопаные чулки, обучив этому занятию родную племянницу, которая очень переживала, что носила форму с заплатками. Владимр Иванович все время пропадал в больнице или ходил по вызовам. Но однажды он сказал: «Пойдем со мной, я куплю все, что тебе надо». И мы пошли по магазинам. Купили дешевенький материал на платье, туфли, пальто, шляпу. Я была просто счастлива. Из ценных вещей в доме были только старинные книги на разных языках и иконы. Помню, во дворе дома и в сенях всегда были люди, они стремились попасть к доктору на прием. Для меня всегда оставалось загадкой, когда он только успевал ходить на работу и по вызовам. Моя комнатка была как раз рядом с его зеленым кабинетом. Когда я уходила в школу, его ждали люди. И когда возвращалась, посетителей не убавлялось. 

 По воспоминаниям одной из сотрудниц инфекционного отделения Евсютиной Ольги Игнатьевны: «После войны Владимир Иванович исполнял должность зав. отделением больницы и проживал в г. Орле на ул. Роза Люксембург в доме № 19 с двумя сестрами: Елизаветой  Ивановной и Еленой Ивановной, детей у них не было. Дети были у его брата Алексея Ивановича, который проживал в доме, где магазин «Москва». А после смерти Владимира Ивановича в Орел переехал его брат Борис Иванович, профессор Тимирязевской сельскохозяйственной академии, который будучи на пенсии преподавал сопромат в машиностроительном институте г. Орла. Владимир Иванович был необыкновенным врачом. К нему шли и ехали люди со своими бедами домой и днем и ночью. В доме у него был кабинет. А в коридоре на большом сундуке всегда сидели больные. Он спас тысячи детей. Когда  в 1972 году Владимир Иванович умер, то на Троицком кладбище, во время похорон, собралась большая толпа людей. И все говорили, что у каждого он спас сына или дочь. Ему все были благодарны». О его профессионализме и высоких нравственных качествах, также говорит и ныне здравствующая медицинская сестра Казанская Ирина Васильевна, долгие годы работавшая вместе с Владимиром Ивановичем в областной инфекционной больнице. Однако после освобождения в 1943 г. вместо благодарности, он как и другие врачи, подвергался унижениям, упрекам за то, что служил в оккупации. До самого награждения медалью, местные власти преследовали его за веру Христову и подвергали критике в журнале «Крокодил», газете «Орловская правда» как человека верующего и недостойного занимать в здравоохранении ответственный пост.

В настоящее время, в музее областной клинической больницы, на стендах размещены фотографии и названы имена всех сотрудников «русской больницы», проявивших героизм и человеколюбие в столь тяжелое и опасное время, когда их личная жизнь ежеминутно висела на волоске от смерти. Подвергая себя и жизнь своих родных огромной опасности, спасая людей от неминуемой гибели, они стали образцом подражания для будущих поколений. Память об этих удивительных людях бережно хранят сотрудники и руководство областной больницы. По распоряжению главного врача Вадима Феликсовича Мурадяна, сегодня в дополнение к двум комнатам музея выделено еще три свободных помещения. На общественных началах зам. главного врача Мамошина Валентина Михайловна и зав. учебным кабинетом областного центра медицины катастроф Сапронова Ирина Федоровна занимаются сбором различных материалов, экспонатов, вместе с художниками оформляют стенды.

 До конца своей жизни  Владимир Иванович лечил людей, приходивших к нему не только с окрестных улиц, но и приезжавших из дальних сел. Он был осведомлен обо всех новациях в медицине,  выписывал медицинские журналы на немецком и английском языках.  В.И. Турбин умер 22 апреля 1972 года и похоронен в городе Орле на Троицком кладбище. Его именем названа улица в Заводском районе (Лужки) г. Орла. На днях орловские активисты собрали инициативную группу по вопросу установки в нашем городе памятника выдающемуся орловскому врачу Владимиру Турбину, который в дни оккупации во времена Великой Отечественной войны был одним из  организаторов лечебной помощи раненым и больным. 

Инициатива поставить памятник Турбину исходила от орловской художницы Людмилы Парицкой. Она уже представила общественности скульптора Олега Ершова, который готов создать изваяние доктора Турбина из бронзы. Надеемся на то, что инициатива неравнодушных людей будет поддержана как органами власти, так и со стороны Русской Православной Церкви.  В Новом Завете есть замечательные слова о том, как достичь совершенства: «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15.13) Это и есть один из самых важных моментов подвижничества. То, что обычно понимается под «подвигом» – молитвенность, прилежание к церковным уставам, строгость к себе, самоотверженность и другие подобные качества в нем одновременно сочетались с умом и добротой.  В трудное и жестокое для нашей Родины время иеромонах Никон проявил себя горячим патриотом, оставаясь верным Отечеству, врачебному долгу. Его доброта, уважение к человеку, внутренняя честность, смелость и самоотверженность являлись примером подлинного христианского отношения к людям, Христова человеколюбия.

А.И. Перелыгин, кандидат исторических наук, председатель церковного историко-археологического отдела Орловско-Болховской епархии

07.02.2021